Данный тип статьи обозначает текст, который содержит описание игровой сущности или механики в виде художественного текста. Может служить как основа разработки, или для внесения в игру в виде разговора, информации. Flavour text.
Байки у костра. Короткие истории, пригодные для озвучания или разыгрывания по ролям. Также могут быть использованы и для текстовых сообщений. Нужны для придания атмосферности.
Дискуссия о роли и значении фантастического допущения. №3
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, с элементами глумлений и издевательств. свободная дискуссия о наболевшем
ДИВОВ:
На перекуре общественность пришла к выводу, что эти два скользких типа
от прямых ответов увиливали… на незаданный вопрос. Поэтому, значит, я
приглашаю желающих задавать вопросы докладчикам или высказываться, по
возможности экстрактно, - высказывать свое мнение... РУХ: Олег, маленькая только ремарка – если человек не задает конкретный вопрос, а… ДИВОВ: Да, ты не обязан реагировать вообще. ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Да он на все будет реагировать, не беспокойся! ДИВОВ:
Вы не обязаны реагировать на реплику, не содержащую прямого вопроса в
ваш адрес. Также вы не обязаны реагировать на реплики, содержащие
критику в ваш адрес. Можете просто улыбаться. МИХАИЛ УСПЕНСКИЙ: А также имеете право с негодованием отметать… ДИВОВ: Поехали. Давай! МИХАИЛ ТЫРИН: Так фантастика это литература или нет? (смех, аплодисменты) ДИВОВ: Вот как раз тут не было вопроса. Это, по-моему, был ответ! РУХ: Отвечаю на вопрос. Это смотря какой бабель! АНТОН
СВИРИДЕНКО: А вот тогда вопрос, если можно. Здесь говорили, что
«Солярис» это роман о человеке и границах непознанного, и вот
представьте, если бы не было этого допущения… ДИВОВ: Как же тогда его выставить на «Грелку»? Его же запинают там! СВИРИДЕНКО:
…Но есть другое произведение, в котором тоже говорится о человеке и о
непознанном, для которого человек это фигня, и оно может с ним творить
все, что хочет. Оно было написано где-то на пару тысяч лет раньше и
называется «Библия». Вот оно почему не фантастика? Или как? РУХ: Мы
как раз на фоне «Соляриса»… Когда стояли, перекуривали, я как раз
сказал, что первооснова для «Соляриса» - Книга Иова. Это как раз
история человека, с которым высшие силы творят, что хотят, и смотрят,
как реагирует подопытное существо, несчастное и жалкое. А насчет того,
фантастика ли Библия, вы знаете, для меня это документальное
произведение, как для человека с христианской парадигмой. Нехристианин
может относиться к Библии, как ему совесть подскажет, а для меня это
сугубо изложение событий. СВИРИДЕНКО: А тогда почему «Солярис» - фантастика? РУХ: Ну потому что я не поклоняюсь «Солярису», я поклоняюсь Господу нашему Иисусу Христу. Публика: То есть, «Солярис» просто не дорос до статуса Библии… МИНАКОВ:
Я скажу нечто схожее с тем, что ответил Аркадий. Почему Библия не
фантастика? Так Библия и не литература. Это Священное Писание. Публика: О-па… РУХ: Вот камера зафиксировала наше рукопожатие. НАВАРА:
Нет, они очень ловко все время увиливают и от темы дискуссии, и от
ответов на вопросы. У нас как дискуссия заявлена, господа? РУХ: Тебе уже сказали, что она ошибочно заявлена, накладка вышла. НАВАРА: Не, ну если она ошибочно заявлена, тогда вы, двое, деньги – назад! (смех, аплодисменты) РУХ: Вот наш импрессарио, все вопросы – к нему! НАВАРА: Я все-таки хотел бы, чтобы вы оба попытались сделать две вещи. Сказали, что есть «литература» и что есть «фантастика». ДИВОВ: …И о месте научной фантастики в фантастике отдельно. Вопрос
из зала: Правильно ли я понимаю, что фантастическое произведение не
должно выпадать вообще из контекста мировой литературы… РУХ: Боле
того, оно просто не может из него выпадать, потому что вне контекста
мировой литературы литература в принципе не существует. Есть некая
единая структура метатекста, в которую каждый новый текст просто
встраивается. И существовать в отрыве от написанного до него текст не
может, это непрерывный процесс… ЛОГИНОВ (благоговейным шепотом): Какая хорошая тема! Тема какая хорошая! РУХ: Иначе текст отваливается и превращается в гумус. Публика: Масонская ложа тут собралась… ДИВОВ: Мы – сектанты. Пожалуйста. ИВАН НАУМОВ: Честно говоря, у меня сложилось ощущение, что докладчики или оппоненты… РУХ: Подельники! ДИВОВ: Сговорились. НАУМОВ:
…что они говорят хорошие и правильные вещи, но дискуссии нет, потому
что друг друга они не слышат. Они говорят о вещах близких, но не
соприкасающихся. А если говорить о фантастическом методе, то да,
действительно есть возможность с помощью фантастического допущения
взрезать объект, будь то ситуация, взаимоотношения людей или что-то
еще, взрезать в такой плоскости, которая недоступна по определенным
причинам мейнстримовской литературе. Просто за счет этого
фантастического метода. То, что касается, нужно ли его использовать…
Господин Минаков считает, что без фантастического метода не будет
фантастического произведения. Действительно, так можно и балет написать… МИНАКОВ: Ровно об этом я и говорил, а Аркадий утверждает обратное. ДИВОВ:
Я сейчас волевым решением могу повернуть дискуссию в одном направлении:
вот, собственно, что я выдавил почти из Игоря… Что когда мы оцениваем
научно-фантастический текст, мы обязательно должны в своей рецензии…
Так или иначе, там должна быть фиксация на фантастическом допущении,
оригинальном или не оригинальном и потому вторичном. И вот это у нас
оценивается отдельно, а отдельно оценивается качество текста по
общелитературным критериям. Но рецензия на научную фантастику
обязательно должна содержать эти два компонента. И – вот это я тебя
спрашиваю, - если с фантастикой хреново, а с литературой хорошо, это у
нас что? Это хорошая, годная фантастика, или это хорошая литература, но
не фантастика… РУХ: Вот очень кстати тут сидит Лукин, Логинов, Успенский… МИНАКОВ: На эту точку зрения… ДИВОВ: Да, тут фантасты матёрые сидят. Их… Лукина еще Воха Васильев сколько лет назад просил вывести из фантастики вон… (смех) Публика: Под белы рученьки… ДИВОВ: Правда, он вот триумфально вернулся… МИНАКОВ: Это очень хороший вопрос, спасибо тебе за него. ЛОГИНОВ: Давайте выведем Лукина отсюда! МИНАКОВ:
Дело в том, что… Аркадий тоже правильно сказал: нужно учитывать, что
здесь сидят Олди, Успенский, Лукин, Логинов, все это учитывать… Но! (хохот в зале, аплодисменты: это Дивов за спиной Минакова прыгает на месте и тычет себя пальцем в грудь) ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Писать лучше надо! МИНАКОВ: Хорошо, дайте мне список, я оглашу всех! ДИВОВ: Ладно, хватит клоунады, извини. МИНАКОВ:
…Но дело в том, что в истории фантастики известно немалое количество
прекрасных произведений, которые до сих пор читают и помнят, где
литературная составляющая, мягко говоря, слабовата. Публика: Например? ЛОГИНОВ: «Война и мир»! ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Достоевский, что ли? МИНАКОВ:
Нет, я о фантастических говорил. Примеры? Да ради бога! Нет, я боюсь,
что в меня сейчас начнут бросать прекрасными книгами. Публика: Девай-давай! Примеры в студию! Имя, сестра, имя! МИНАКОВ: Хорошо, отлично, вот… (хохот, аплодисменты: это Минаков повернулся к публике спиной) Публика: Дайте ему список, кого здесь нет, чтобы не обидно было! ДИВОВ: Нет, ну ребята, вот за это бить не надо, потому что действительно… МИНАКОВ: Например. Например. Э-э… ДИВОВ: «Гиперболоид инженера Гарина». «Аэлита». Публика: Отлично написано! ДИВОВ: Хотя да, что-то я загнул, «Гиперболоид» отличная приключенческая проза, хорошо читается до сих пор. МИНАКОВ: «Человек-амфибия». ДИВОВ: Нет, тоже нет. МИНАКОВ: Недавно перечитывал – слабовата литература. ДИВОВ: В контексте эпохи своей - нормально. МИНАКОВ: О чем и речь! ЛОГИНОВ: Кстати, ты сравни, как теперешние пишут! ДИВОВ: Да, что-то не получается у нас… Разброс мнений. Вопрос
из зала: А давайте оставим литературу и подойдем так - в плане
фантастического вымысла. Что есть хороший вымысел. И что есть плохой
вымысел? ДИВОВ: Отлично! Чем годное фантастическое допущение отличается от графоманского фантастического допущения? ЛОГИНОВ:
Вот Волков например, «Марс пробуждается»! Вроде бы фантастическое
допущение тик-в-тик снято с «Аэлиты». Качество – нулевое! Вот кто
сейчас способен взять это и прочесть с удовольствием? С наслаждением? РУХ:
Я могу сказать, что совсем недавно из жизни ушел человек, фантазии
которого можно было позавидовать, у которого были такие допущения, что
мама, не горюй. Я говорю о Юрии Петухове. ДИВОВ: Да уж. ТЫРИН: Петухов умер?! ДИВОВ: Угу. Пятьдесят семь всего. РУХ:
Вот человек, у которого была фантазия, были такие допущения, что
действительно… Но, простите, какое отношение это имело к литературе? Публика: А какие у него были допущения? УСПЕНСКИЙ: «Изверги с Преисподней». ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Ну и что за допущения? РУХ: Ну возьми ты «Бунт вурдалаков»… ДИВОВ:
Нет, ну я поскольку Петухова хорошо помню… Та же самая «Бойня»… Недаром
я говорил, что «Кысь» это ненамеренный плагиат с «Бойни»… Хотя на самом
деле, после чернобыльской катастрофы сама идея зоны, где живут мутанты,
а туда приезжают туристы… Публика: Является вторичной! ДИВОВ: Это хреновая литература с хреновым фантастическим допущением, потому что оно не оригинально. Так? Публика: Это просто штамп. МИНАКОВ: Я все-таки хочу ответить. Слабая литературная составляющая и сильное, оригинальное фантдопущение… РУХ: Но примеров ты так и не привел. МИНАКОВ:
Я их не хотел приводить именно поэтому. Я почему говорил об анализе
фантастического допущения? Потому что иначе мы срываемся в бесконечную
вкусовщину. Да, я перечитывал «Марс пробуждается». Прекрасно. Мне
нравится. РУХ: Ну, у тебя и… МИНАКОВ: Да, у меня плохой вкус. РУХ: Ну развивай его! Ты же сам все понимаешь – развивай его! МИНАКОВ: У меня вкус плохой, я согласен. РУХ: Подойди ко мне, я тебя научу. МИНАКОВ: Вот это и есть вкусовщина. (смех, аплодисменты) Для анализа текстов вкусовщина это нож острый. Нравится – не нравится, вот и все. ДИВОВ:
У меня вопрос неожиданный к присутствующим и к самому себе. Кстати о
фантдопущениях. «Я, робот», цикл Азимова. Вспомните, когда он
создавался, вспомните, о чем он вообще. Казалось бы, научная фантастика
ядрёная. Кто скажет, что не будь всеамерикансокго увлечения
психоанализом в тот момент повального, эта вещь вообще появилась бы на
свет? Она же не о роботах! ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Конечно не о роботах. ДИВОВ: Она именно о психоанализе. Она о роли психологии. (аплодисменты) ЛОГИНОВ:
Мало того! Азимову понадобилось первым рассказом дать «Роби», который
вообще суперлирический рассказ, такой вот шок… Шок устроить читателю,
чтобы потом уже научную фантастику читатель воспринимал, понимая, что
речь идет не о железках, а таки о психоанализе. РУХ: А некоторые тут выступают за железяки. КАРИНА ШАИНЯН: Я знала на психфаке как минимум двух человек, которых туда затолкал Азимов. ДИВОВ: Вот так. МИНАКОВ: Все правильно, психоанализ, речь идет о людях, но дело в том, что… Я могу отвечать за Айзека нашего Азимова? ДИВОВ: Первушин бы ответил! МИНАКОВ: …Мне почему-то кажется, что ему интересна была сама проблема человекоподобного робота. ДМИТРИЙ
ГРОМОВ (Олди): Все равно это была проблема отношения человека к
искусственному интеллекту. Это могло быть существо другой расы,
инопланетянин, да хоть дракон… Это проблема отношений человека с
нечеловеком, социально-психологический момент, и только во вторую, а
может, и в тридцать восьмую очередь - железячный. Публика: Антураж. УСПЕНСКИЙ: И еще взаимоотношения между туземцем и белым сахибом. РУХ: И эта фабула раскрывается в любом антураже, на самом деле. МИНАКОВ: Я согласен, что очень часто фантастические существа, будь то роботы, инопланетяне. Еще какие-то монстры… РУХ: Честные бизнесмены… МИНАКОВ:
Да. Очень часто эти лишь маски, за которыми скрываются человеческие
лица. Но я ужеприводил пример Соляриса. Извините, никто эту маску
напялить на себя не способен. ДИВОВ: Кроме Господа нашего. РУХ: Да не о Солярисе же роман, а о человеке и Солярисе. МИНАКОВ:
Кроме того, иногда одни и те же существа могут быть как маской, так и
самостоятельным фантдопущением, вспомним силурийского моллюска из
«Волны гасят ветер». Это чистое фантастическое допущение, никого за
этой маской не скрывается. И тот же спрут Спиридон в «Сказке о Тройке»
это только маска. Никакого спрута, естественно, нет. РУХ: Игорь, но ты же говоришь, что «Солярис» - о Солярисе, а «Волны гасят ветер» это про Странников! МИНАКОВ: Я это говорил?! РУХ: Я говорю об этом, я говорю об этом. ДИВОВ: Вова, ты?.. ВЛАДИМИР БЕРЕЗИН: Нет, я подожду, пока закончится этот сеанс психотерапевтического выговаривания. (дружный смех) РУХ:
Мне не интересно чиитать про Странников, мне интересно читать про Тойво
Глумова и Максима Каммерера. А Странники меня абсолютно не волнуют. Я
их не понимаю, не знаю и знать не хочу. МИНАКОВ: Для чего тебе тогда читать фантастику, честно говоря? Читай реалистическую литературу. РУХ:
Повторяю. Потому что фантастика дает автору возможность обрести новую
степень свободы. Новые грани, новый взгляд. А чем у нас занимается
Лукин?.. ДИВОВ: Ну-ка, пусть читатель скажет. Публика: Писатель!
ШАИНЯН: Фантастические допущения дают возможность поставить перед
человеком проблемы, которые в реальной жизни если и случаются, то сразу
загоняют его либо в гроб, либо в дурдом. Но эти проблемы на самом деле
решаться как-то должны. И решаются они именно с помощью этого.
«Солярис», который вы тут истоптали, он именно о границах человеческого
познания – а вас не смущает то, что они именно в «Солярисе», в тексте,
пролегают внутри самих людей? Не снаружи, внутри! Именно там пролегают
границы, которые люди никак не могут перейти. МИНАКОВ: Меня не
смущает. Все, что проходит через наше сознание, все проходит через нас,
мы так живем, мы так устроены, разумеется. Но дело в том, что есть
проблемы, которые – вот правильно сказано, - невозможно решить в
реалистическом произведении. Кто у нас, Уэллс первую ядерную войну
описал? РУХ: Сирано де Бержерак. КАРНИШИН: Махабхарата. МИНАКОВ:
Да неважно. Я вот о чем. Фантастические допущения имеют дурную привычку
реализовываться. Если в четырнадцатом году, когда вышел роман Уэллса
«Война в воздухе», ядерный конфликт был чистой воды фантдопущением, то
в сороковые годы, в пятидесятые перед человечеством эта проблема встала
в полный рост. Не было до этого проблемы тотального самоуничтожения. Не
было. Никакие пушки, дредноуты, подводные лодки не способны были
поставить человечество на грань исчезновения. Только ядерная эра. То
есть фантастическое допущение, оно имеет самостоятельную ценность. Оно
может даже реализоваться. Чего нельзя сказать о других… ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Можно я отвечу за Аркадия… РУХ: Не надо за меня отвечать! ДИВОВ: Вот мы сейчас ему дадим,он ёмко сказанёт сейчас… РУХ: Я все-таки хотел бы ответить на вопрос Игоря, а чего это я читаю фантастику, и вообще, не вон ли меня из фантастики. ЛОГИНОВ: Конечно вон. Публика, в один голос: ВОН!!! (смех, аплодисменты) РУХ: А скажи мне пожалуйста, Игорь, а Курт Воннегут, он был фантаст, или так, погулять вышел, мейнстримщик голимый? МИНАКОВ: Знаешь, на мой взгляд он не был фантастом. ЛУКИН: А «лёд-девять»? ДИВОВ: А «лёд-девять»? Публика: А «лёд-девять»? РУХ: Воннегут, вон из фантастики!.. МИНАКОВ: Алексей Толстой тоже не был фантастом. РУХ:
Так вот, я просто хочу напомнить, что мой любимый роман Воннегута
«Бойня номер пять» это, простите, документальные воспоминания очевидца
о гибели Дрездена. Просто он это не мог выразить иными средствами,
кроме как привлекая фантастическое допущение. Публика: Почему не мог, почему нет? Если бомбардировка Дрездена осуществилась реально? РУХ: А эта книга не удалась, потому что ее написал соляной столб. Учи матчасть. ДИВОВ:
Спасибо. Сейчас, Олег. Я хочу между прочим напомнить всем… Одну
немаловажную деталь. Судя по тому, что говорят читатели, не такие
читатели, как Карина Шаинян, а настоящие читатели… Запрос именно на
голую идею, запрос на железяки, он существует, и достаточно весом. Я не
оценивал бы число таких читателей больше, чем в 10-15 процентов никак,
но в абсолютных цифрах это куча народу. Они регулярно жалуются в том же
Живом Журнале, что все чего-то не то, а где же наши любимые железяки,
где великие идеи, где безумно навороченные вот такие штуки… И при
появлении текстов хотя бы похожих на традиционную научную фантастику,
они тут же сбегаются и начинают эти тексты яростно хвалить, не обращая
внимания даже на то, что там и литературка так себе, и идейки так себе.
Но это похоже на старую добрую НФ, и это вызывает тут же радостный
отклик. Читатель такой есть, его много. Публика: А вывод? ДИВОВ: Я не знаю. Публика: Нет, вывод сделай. ДИВОВ: Я-не-зна-ю. Олег, ты все еще хочешь сказать?.. Олежка, скажи.
